«Ребенку не важно, каких политических взглядов придерживается мама или папа, ему важно, чтобы они были рядом»

6-летняя Вика долго боялась выходить из своей комнаты. На ее глазах арестовали маму, и девочка была уверена, что скоро придут и за ней. А 13-летний Кирилл узнал об аресте отца через интернет: до этого ему говорили, что «папа в командировке» — мальчик так и не смог простить этот обман и больше не верит взрослым.

Дети политзаключенных — невидимые жертвы репрессий. Они не попадают в общую статистику репрессированных, и не всегда за скупыми строчками «имеет двоих/троих детей» в «резюме» осужденного можно разглядеть большие трагедии маленьких людей.

Как дети переживают расставания, что рисуют и пишут в письмах за решетку мамам и папам и почему так важно не забывать об этих невидимых жертвах?

— Мы часто говорим о взрослых: что вот появился новый политзаключенный, кого-то задержали, арестовали, кто-то эвакуируется и тому подобное — но мы постоянно забываем о том, что у большинства этих людей есть дети. И чаще не один ребенок, — говорит «Салідарнасці» представитель благотворительного фонда «Страна для жизни» Вячеслав Жуков. — Вот я листаю список политзаключенных родителей: — и там через одного: два, три, даже шестеро детей.

При этом, встречаются и семьи, в которых мама и папа оба находятся за решеткой. Или же задержана мать-одиночка.

— Представьте, что чувствуют эти дети! Они остались совсем одни. В лучшем случае их успевают забрать родственники. Я знаю случаи, когда опеку в срочном порядке оформляли, например, соседи, по крайней мере в 2020-2021-м такое еще было возможно, — говорит Вячеслав Жуков.

Сейчас государство усилило свою «заботу» о детях. Социальные службы спешат поскорее вырвать чад из лап «преступников», а лишение родительских прав стало дополнительным инструментом давления и репрессий.

На данный момент за решеткой, по данным правозащитников, находятся под две сотни политзаключенных родителей, 25 из них — многодетные.

Но масштаб трагедии намного больше, чем можно представить. И дело даже не в том, что режим постоянно пополняет «закрома» или кого-то не внесли в списки политузников.

— Говоря о репрессированных, мы часто забываем про тех, кто уехал. Ведь дети, у которых мама или папа пусть не за решеткой, но бежали от репрессий, тоже переживают это расставание, — обращает внимание Вячеслав Жуков. — А посмотрите, как много детей сами вынуждено оказались в других странах! Их вывезли за границу, где все непонятно, где нет друзей, бабушек, дедушек, где разговаривают на других языках. Новые школы, сады… Это огромнейший стресс.

И реакция на такие перемены может быть очень разной.

— Я знаю из личных примеров друзей, что дети пытаются даже винить себя в произошедшем, потому что не всегда понимают ситуацию. Или, наоборот, начинают обвинять родителей из-за того, что те прервали такой понятный порядок вещей.

И если мы в своем взрослом мире еще как-то говорим друг с другом, делимся переживаниями, то часто просто забываем, что у детей свои, не похожие на наши, чувства и эмоции, и с ними тоже надо говорить.

Только собрав воедино все эти трагедии больших и маленьких людей, можно понять масштаб репрессий и ту гуманитарную катастрофу, в которую режим погрузил наше общество.

«Забота» государства

Истории, которые чуть ли не каждый день рождает карательная система, уже становятся обыденностью. Хотя от многих волосы встают дыбом.

У Алексея Зачепило и Людмилы Лихачевской трое детей, двое из которых несовершеннолетние. Это не помешало судье Александру Руденко отправить обоих родителей за решетку. А суд Московского района Минска удовлетворил иск управления по образованию о взыскании с них средств на содержание детей, пока родители находятся под стражей.

Татьяну Березовец и ее мужа Вячеслава задержали и осудили за протесты, невзирая на то, что дома их ждали трое маленьких детей. С родителей, как и в первом случае, в судебном порядке взыскали «расходы, затраченные государством на содержание детей, находящихся на гособеспечении». А полгода назад суд решал вопрос «об определении места жительства ребенка», что значит только одно — детей забрали из семьи.

Не скоро увидят своих родителей сын и две дочери супругов Молочко. Их мама Оксана, будучи обвиненной в госизмене, «уехала» на 8 лет в гомельскую колонию, отец Дмитрий по этой же статье отправился в Могилев на целых 12 лет.

— Представьте, какой это срок для ребенка! — восклицает Вячеслав Жуков. — Многие, особенно те, кто помладше, уже и не вспомнят своих родителей. К примеру, сыну было 4 года, когда посадили папу, а сейчас 8-9 лет. Это совсем другой человек. Да даже после небольших сроков дети не всегда узнают своих пап и мам. Им надо по-новому учиться общаться, учиться жить вместе.

Но и это не всегда получается осуществить. Достаточно вспомнить историю многодетной матери Елены Мовшук, которую в рамках обмена освободили этой зимой (напомним, тогда же при содействии американского посольства вышли журналист Радыё Свобода Андрей Кузнечик и гражданин США, имя которого не раскрывалось).

Одним из условий беларуской стороны было, что освобожденные должны покинуть страну. Так Елена Мовшук оказалась в Литве, по другую сторону границы, без возможности даже обнять своих детей. Дело в том, что органы вынесли решение об ограничении женщины в родительских правах. Муж Елены за решеткой по сей день.

О том, что пережили их пятеро детей, двое из которых несовершеннолетние, можно только догадываться. Вскоре после задержания матери 10-летнюю Ангелину соцслужбы забрали в приют. Девочка до сих пор не может простить свою маму, считая, что та ее предала.

Cейчас Ангелина и ее младшая сестра Карина, которой на момент ареста матери было 5 лет, находятся под опекой родственников в разных семьях.

— И вот ситуация: мать вроде как на свободе, и ничего не может сделать, чтобы перевезти к себе ребенка, — комментирует Вячеслав Жуков.

Папа не «в командировке»

Нельзя забывать и о том, что многие дети политзаключенных были еще и живыми свидетелями того, как арестовывали их родителей. Сложно даже представить чувства маленького человека, когда маму или папу уводят в наручниках.

— Даже для взрослого это сильнейший стресс, что уж говорить о ребенке. Знаю ситуацию, когда девочка вообще долгое время боялась выходить из своей комнаты после того, как увидела, как задержали маму. Дочка переживала, что ее тоже арестуют, — вспоминает Вячеслав Жуков.

Панические атаки, агрессия, замыкание в себе, отсутствие аппетита, энурез — это лишь небольшой список проблем, с которыми доводится сталкиваться впоследствии. И зачастую без участия психолога проблемы не решить.

— У всех разная реакция на стресс. Часто случается, что дети начинают считать, что их просто бросили, разлюбили. Те, что постарше, могут испытывать злость или агрессию, поскольку чувствуют себя преданными, — объясняет Вячеслав.

Ребенок ведь зачастую не будет вдаваться в политический контекст, ему не важно, каких политических взглядов придерживается мама или папа, ему важно, чтобы они просто были рядом, заботились, проводили с ним время.

А бывают ситуации, когда дети и вовсе не знают, что их родители арестованы. Когда же правда всплывает, реакция может быть непредсказуемой.

— Есть пример, когда сыну сказали, что папа уехал в командировку, а через какое-то время мальчик прочитал в интернете, что отец в тюрьме. После этого подросток просто перестал доверять взрослым, потому что теперь думает, что его все обманывают, — делится очередной историей Вячеслав.

А надо сказать, рассказы про «командировки» родителей вовсе не редки для семей политзаключенных. Не всегда взрослые готовы открыть детям правду, да и не все дети в состоянии ее воспринять.

— Как тут лучше поступить, каждый решает сам. Но знаю, что часто дети пишут письма мамам и папам, которые уехали в какую-то очень «длительную командировку», и даже получают от них «ответы», в то время как с родителем в реальности уже давно нет никакой связи.

«Привет, папа, я уже очень хочу с тобой встретиться. Мне уже хочется, чтоб я тебя обняла, и я хочу передать привет от Корнея и от мамы. Мы все любим тебя», — написала в недавнем письме Агния Тихановская папе, от которого последние два года нет никаких вестей.

Конечно, девочка знает, что вот уже пять лет ее отец находится за решеткой — больше, чем было самой Агнии, когда их разлучили. Помнит ли она его вживую? И в курсе ли, что к окончанию срока, который отмерил режим, ей может быть почти 25?

Хочется верить, что эта встреча все же случится намного раньше и папа еще застанет свою дочь маленькой девочкой, а 15-летний сын Корней скоро сможет обнять отца. Как и многие другие дети, которые сегодня так ждут своих близких.

Что пишут в тюрьму маме и папе дети политзаключенных, почему возвращение родителя — это не всегда только радость и как можно помочь ребенку пережить травму, которую нанес им режим. Об этом читайте во второй части нашего интервью.